Война Индии с Пакистаном отложена: премьер-министр Нарендра Моди подтвердил соглашение о прекращении огня от 10 мая, несмотря на то что оно неоднократно было нарушено. Также он объявил о победе своей страны и заявил о «новой норме» в ее политике. В конечном счете эта «норма» приведет к тому, что война все-таки начнется, и Индия наверняка ее выиграет.
Еще пара дней, еще пара шагов – и очередное «обострение индо-пакистанского конфликта» переросло бы в четвертую индо-пакистанскую войну, в перспективе – ядерную.
К тому моменту, когда Нью-Дели и Исламабад при посредничестве Вашингтона договорились о прекращении огня, пресса обеих индостанских держав успела отчитаться о воздушном бое, якобы крупнейшем со времен Второй мировой войны. Как это было на самом деле и каковы реальные убытки противников, предстоит разобраться позже, когда осядет пыль. Пока что все заняты гротескным преувеличением своих побед и чужих поражений.
Если верить на слово, например, пакистанцам, они успешно поразили цели на военных объектах Индии, тогда как индийцы специально вели ракетный огонь по жилым кварталам и мечетям. Если верить индийцам, все наоборот: Пакистан проводит теракты против мирного населения, а индийские вооруженные силы осуществили рассчитанный акт возмездия путем ударов по военной инфраструктуре и «скоплениям террористов».
Правда не «где-то посередине». Правда в том, что
инициатива в ходе этой драки всегда принадлежала Индии.
Это ее правительство решало, когда начинать и стоит ли заканчивать, тогда как Пакистан выглядит жертвой обстоятельств.
Ужасающий теракт у города Пахалгам, где индуистов (в основном туристов) убивали по религиозному принципу, можно считать провокацией, на которую нельзя поддаться, а можно оскорблением, которое невозможно снести. Соответственно, у Индии было два варианта действий.
Первый вариант – объявить о начале расследования (может быть, даже международного) обстоятельств теракта, параллельно вводя санкции против Пакистана, раз уж обвинить его власти в трагедии – это принципиальная позиция Индии.
Второй вариант – провести специальную военную операцию, которая может быстро перерасти в войну за новую линию контроля в спорном Кашмире. Скорее всего, пересмотр этой линии был бы в пользу Нью-Дели.
Индийцы выбрали микс: санкции плюс операция возмездия «Синдур», чье название – отсылка к кроваво-красной порошкообразной субстанции, которой присыпают волосы индуистские вдовы. Название ответной операции пакистанцев «Буньян уль-Марсус» («Несокрушимая стена») как бы подчеркивало ее оборонительный характер и обещало, что у индийцев ничего не выйдет.
Вышло бы, пусть и при соблюдении ряда условий. В настоящий момент Пакистан, как пишут в подобных случаях в исторических экскурсах, ослаб. Ситуация в экономике трудная, общество расколото по политическому вопросу, армия страдает от коррупции, о которой с удовольствием пишут индийские СМИ.
Сообщения со ссылкой на «источники» о том, что
ракет у ПВО Пакистана осталось на три-четыре дня из-за тайной передачи арсеналов Киеву, как будто следовали шаблону как раз-таки украинской военной пропаганды.
Но доля правды во всем этом есть. Пакистан сейчас не в том состоянии, чтобы воевать, и его руководство, несмотря на обязательную браваду, показывало, что воевать не хочет.
У премьер-министра Индии Нарендры Моди тоже есть трудности с линиями разлома в обществе, но победы в Кашмире могли бы их частично уврачевать. При некоторой общности проблем с Пакистаном, индуистская держава живет на совсем другом историческом фоне. Многим кажется, что она уже поднакопила жирка и достигла достаточного влияния для того, чтобы продемонстрировать свое величие и сделать еще как минимум один исторический шаг к полному контролю над всеми своими заявленными территориями.
Индия никогда не боялась за такие территории воевать, в том числе с европейскими странами (например, с португальцами за штат Гоа), не говоря уже о Пакистане. То, что линия фактического разграничения с ним в Кашмире не менялась уже относительно давно, не означает, что индийцы ничего менять не планируют.
Вопрос был лишь в том, как далеко хочет пойти Моди. Ранее он лишил автономии и перевел на управление из столицы штат Джамму и Кашмир, разделив его на две части – преимущественно буддийскую (Ладакх, он же «малый Тибет») и преимущественно мусульманскую с прежним названием. Одно дело, если этим он и ограничится, используя новые полномочия для развития региона и уничтожения там всего сепаратистского подполья.
Другое дело, если намерение Моди – совершить тот самый исторический шаг, расширив государственные границы. У держав с большими амбициями это стало даже модным: в состав России вошли новые регионы, США посягают на Гренландию и Канаду, от Китая из года в год ждут начала собственной СВО за Тайвань. Индия считает, что идет как минимум вровень со всеми вышеперечисленными, а от претензий на пакистанскую часть Кашмира, несмотря на заведомую нелояльность местного населения, не отказывалась и не откажется.
Административная реформа, проведенная Моди, как бы отделяла территориальный спор с Пакистаном от территориального спора с Китаем. Теперь разногласия с КНР можно называть «конфликтом вокруг Ладакха» и отложить его разрешение на далекое будущее, не смешивая с кашмирским, чисто индо-пакистанским конфликтом.
Понятно, почему Нью-Дели так важно не смешивать: Китай силен, а Пакистан слаб. Эта слабость побуждает Нью-Дели к действиям, тем более с учетом такого исторического везения, как второй президентский срок Дональда Трампа.
Исламабад – это официально зафиксированный военно-политический союзник США. Однако индийцы и индуисты получили беспрецедентно значительное влияния на действующую администрацию в Вашингтоне через представителей диаспоры в разрезе от директора ФБР Кэша Пателя до второй леди Уши Вэнс. А к Пакистану Дональд Трамп наверняка относится плохо – просто в силу того, что он плохо относится ко всем исламским странам с невысоким подушевым доходом и отрицательным сальдо миграции.
В этот раз Трамп попросил индийцев остановиться. В следующий раз может и воздержаться.
Обращаясь к нации по итогам «почти войны», премьер Моди предупредил, что предельно жесткая реакция на внешние вызовы – «новая норма», к которой все должны привыкнуть. Это серьезная угроза, но она способна раздразнить группировки исламистов-фанатиков в Кашмире и окрестностях, поскольку большая война – это их цель. Они считают, что Аллах поможет им выиграть эту войну – и забрать у Индии ее часть Кашмира.
Иными словами, Индия ощерилась, будто дикобраз, и гарантирует боль всякому, кто до нее дотронется. Но это не дает гарантии от новых атак и от новых обвинения в адрес Пакистана вне зависимости от того, причастен он к атакам или нет.
«Только дай мне повод», – как бы предупреждает Индия. Увы, повод наверняка будет – а значит, и очередное искушение возобновить собирание земель.
Индия очевидным образом выигрывает свою конкурентную гонку с Пакистаном, как выигрывает ее Китай в отношении своих недругов в Юго-Восточной Азии. Китайский путь – это развиваться и ждать, когда мятежные территории сами упадут в руки. Индийский путь пока тот же, но стремление ускорить ход времени за счет амбиций лидера – это скорее про индуизм, чем про конфуцианство.
Четвертой индо-пакистанской войны не случилось. Но четвертой индо-пакистанской быть.