Узбекистан, Ташкент – АН Podrobno.uz. Тридцать писем, написанных в 1942–1943 годах, стали единственным голосом Миркамола Хасанова, ушедшего добровольцем на фронт. Его строки – обращение сына и брата к родным, слова любви, нежности и надежды, пережившие восемь десятилетий.
Что осталось в памяти близких
В семье о Миркамоле знают немного: годы стирают воспоминания. Из одной из сохранившихся характеристик известно, что родился он в 1921 году, окончил учетно-кредитный техникум, был секретарем комсомола Кировского района Ташкента. Сохранилась выписка из протокола заседания Пленума Кировского райкома Ленинского коммунистического союза молодежи Узбекистана (ЛК СМУз) от 15 января 1941 года, в которой говорится о том, что М. Хасанов освобожден от занимаемой должности в связи с переходом на работу в Ташкентский обком компартии большевиков (КП (б) Уз).
Как партийный работник он имел бронь, но, считая недостойным оставаться в тылу, ушел на фронт добровольцем. Родные вспоминают его как уважаемого и ответственного человека, к которому обращались за советом двоюродные братья, дяди и тети.
«Скучаю по тебе, мамочка…»
В пакете ровной стопкой лежат листки писем, написанные иногда простым карандашом на обрывке бумаги, чаще чернилами на отдельных тетрадных листах. Чернила сохранили свой яркий цвет – видимо, они лежали в укромном месте, куда не попадали солнечные лучи. 31 письмо. Написаны ровным аккуратным почерком на узбекском языке того времени – латинскими буквами. В них – забота и нежность к матери и сестре.
Миркамол начинал каждое письмо одинаково: «Sogʻinchli salom! Hurmatli onamizga va singlimiz Mehriga koʻpdan koʻp salom!» («Привет от соскучившегося человека! Уважаемой маме и сестре Мехри самый большой привет …») (написание на узбекском языке дается в современной графике. – Ред.). Маму в письмах он называет по-разному: в приветствии – hurmatli ona (уважаемая мама), в тексте писем – аya, ayajon, ayam, mehribon аyajon, jon ayajon mehribon onam, qimmatli onajon, meni suyangan togʻim onam (мама, мамочка, моя мама, добрая моя мама, мамочка дорогая мамочка, бесценная мамочка, скучающая по мне мамочка) – и в письмах, написанных на русском – мама, дорогая мамочка; в обращении к сестренке – «береги мамочку, ведь она у нас одна».
В одном письме он спрашивает, сфотографировалась ли мама, если уже сфотографировалась, пусть срочно высылает ему свою фотографию. В последних письмах 43-го года он пишет, что скучает по дому и смотрит на фотографию мамы 6-7 раз в день.
Часто Миркамол утешает свою мать: «Jon ayajon, mehribon onam hech xafa boʻlmang, yigʻlamang, meni suyangan togʻim onam, men qayerda boʻlsam sogʻligʻim yaxshi boʻlishini soʻrang, siz ayajon hali ham shukur qiling» (Дорогая мамочка, моя любящая мамочка, никогда не грустите, не плачьте, моя мамочка – моя гора, которая поддерживает меня, где бы я ни был, молитесь о моем здоровье, а вы, мамочка, будьте еще благодарны (Ему) …) (4 февраля 1943 года). В других письмах просил сестру беречь маму и слушаться ее.
Морозы, базар и конь-друг
Станция Туймазы в Башкирии, куда он был отправлен на службу, стала временным домом Миркамола. В письмах бытовые детали, которые оживляют картину военного времени. Но в них – ни слова о службе.
В сентябре 1942 года он пишет, что на улице грязь и ливень. Такое в Ташкенте бывает зимой.
17 января 1943 года: «Уже 5-й день 48–50 градусов мороза. Невозможно выйти на улицу, а если выйдешь, отморозятся нос и лицо.» 25 января 1943 года: «На улице 45-46 градусов мороза…»
В доме, где он поселился, у хозяйки тепло. На арбе привозят дрова, а на машине – еду. Хозяйка кипятит чай, подогревает пищу. Иногда она готовит обед, но так вкусно, как готовила мама, у нее не получается. В Туймазах много картошки, пишет он домой, кучка стоит 60 рублей. От картошки люди, оказывается, поправляются.
В небольшой записке от 8 октября 1942 года он сообщает: «Мамочка! Если бы вы были рядом, каждому служащему выдали по 10 путов картошки по 10 рублей, со своего огорода лук, морковь и еще разные продукты …» Сетует, что не может отправить посылку домой.
В другом письме от 2 сентября 1942 года он рассказывает о том, что ходил на базар и цены там такие: килограмм меда стоит 130 рублей, одно большое ведро картошки – 18 рублей, 15 штук огурцов – 10 рублей, один пут сока – 400 рублей, один стакан кислого молока – 5 рублей. Но местные жители не продают за рубли, а предпочитают продукты менять на одежду.
Однажды в письме он сообщил, что у него есть конь, который всюду следует за ним. Стоит выйти на улицу из дома, а конь уже поджидает его. Никому другому он не подчиняется и не слушается никого, кроме него, Миркамола (письмо от 20 января 1943 года).
Советы сестре и мольбы к маме
Почти в каждом письме Миркамол напоминает: «Пишите чаще». Он настаивал, чтобы сестра уважала мать, берегла ее здоровье. В письме от 20 января 1943 года он делает приписку на русском языке: «Мера, пиши почаще письма. Пусть дядя Хамит напишет письмо, и скажи дяде Хамиту, что его рука не отвалится, если он первым напишет мне …» В письме от 19 октября: «Мера! Почему не пишешь? Пиши как можно чаще. Обязательно напиши, как живете, как помогает военкомат? Напиши обязательно адрес Халиды и дяди Хамита… Передай всем привет – тете Махфузе, Дададжану, Манзурке и особенно Ахмеду-ака.» 10 сентября 1942 года: «Мера! Очень прошу тебя и приказываю слушайся маму и делай все, что она говорит. Следи за мамой, уважай ее в старости лет, если хочешь считать меня своим братом…»
Память о домашних вечерах и сны
В письмах он возвращался мыслями домой: представлял, как мама готовит обед, как семья собирается вечером за лампой или как все родственники приходят на ужин в дом дяди Хамита. «Если бы меня предложили обсыпать золотом, я бы не согласился, лишь бы на минутку оказаться в нашем доме, когда мы сидим вместе…» (сентябрь 1942 года).
В одном из писем Миркамол обращается к матери: «Мама, вы помните, когда переходил с одной работы на другую, более высокую по должности, мне за месяц или две недели приснился один из занимающих высокую должность (katta odamlardan birini koʻrdim). Вчера … во сне Ахун-Бабаева видел, мы сидели на собрании. Не знаю теперь, что будет» (11 октября 1942 года).
Последние строки с фронта
В феврале 1943 года Миркамол был направлен на фронт. По всей видимости, он стал служить в составе 112 Башкирской кавалерийской дивизии. Последние письма от ноября – короткие записки: матери он писал, что не стоит печалиться, «что написано на лбу, то и будет». Дальнейшая его судьба известна только по воспоминаниям племянника, нашедшего братскую могилу в украинском селе Черниговской области.
Вместо заключения
Эти письма – не только семейная реликвия. Это свидетельство о времени, когда даже на войне человек умел хранить тепло к близким. Он просил лишь об одном – писать чаще, не плакать и беречь друг друга. В каждом слове Миркамола – нежность и мужество, которые делают память о нем живой. Сегодня, спустя восемь десятилетий, его строки звучат как завещание: помнить, ценить близких и хранить простые человеческие чувства. Мама Миркамола Хасанова – Фатима-ая – прожила 105 лет. Все ждала своего любимого сына…
Справка из интернета: Весной и летом 1943 года Башкирская дивизия находилась в резерве Ставки Верховного Главнокомандования. Много героизма и отваги проявили башкирские конники в боях под Черниговом (сентябрь 1943 года). За умелые действия при освобождении города дивизии было присвоено почетное наименование «Черниговская».
Подробнее о нашем спецпроекте читайте здесь.
Все истории смотрите по хештегу: #СемейныеРеликвииВойны