«Ильхом» открывает свой юбилейный 50-й сезон. Для обозревателя «Газеты» Дмитрия Поварова это повод оглянуться на то, как театру Марка Вайля удаётся быть интересным и актуальным, пока в фойе и соцсетях кто-то снова бормочет: «Уже не тот…».
В Ташкенте сентябрь — время, когда в фойе «Ильхома» снова ощущается запах кофе с привкусом ожидаемых премьер. В этом году коллектив открывает 50-й сезон. Сам юбилей только в следующем году — Марк Вайль создал театр в 1976-м, но для автора этих строк он уже случился: почти половину жизни я провёл, время от времени садясь в его зрительские кресла.
«Счастливые нищие», 2013 г. Фото: театр «Ильхом» / Facebook.
В «Ильхом» я попал в 1998 году совершенно случайно. В одной из многочисленных редакций, где мне удалось поработать, просто не оказалось человека, готового пойти на пресс-конференцию открытия сезона. Реклама на Gazeta
Помню, как будто вчера: легендарный худрук театра Марк Вайль вышел в фойе, просто сел в центре, оглядел всех, улыбнулся — и мне показалось, что он знает каждого в лицо. Даже меня, впервые сюда зашедшего. Я пришёл вместо. Оказалось — навсегда.
Сначала это был чисто спортивный интерес театрального неофита — выжать из спектаклей как можно больше колких и едких рецензий. Прийти, посидеть, записать, уколоть — и забыть до следующей премьеры. Но в «Ильхоме» обид на прессу не держали. Там вообще многое делают не так, как принято. Вместо надменности — распростёртые объятья и призыв Вайля со сцены на открытии очередного сезона: «Дима, где ты? Покажись!» Сказано так, будто бы: «Пиши дальше, дорогой. Мы все поймём».
Фото: театр «Ильхом» / Facebook.
Появившись в эпоху советского застоя, театр мог быть либо официальным, либо никаким. Но Марк Вайль выбрал третий путь — «Ильхом» стал первым в Узбекистане независимым театром, где играли без указаний сверху, а зрители приходили на спектакли, будоражащие «общественное мнение».
Первые поклонники 70−80-х помнят, как сюда ходили на «Утиную охоту» и «Мещанскую свадьбу» — спектакли, от которых у советских цензоров начинал дёргаться глаз. В перестройку был «Кломадеус», был «Регтайм для клоунов» — постановки не просто собирали аншлаги, они переписывали правила игры.
Независимость «Ильхома» — не в форме собственности, а в художественной интонации. И это — главное, что у него получилось сохранить за пятьдесят лет.
«Квартал Тортилья-флэт», 2014 г. Фото: театр «Ильхом» / Facebook.
Публика сидела на жёстких скамьях, но мысленно улетала куда угодно — хоть в Париж, хоть в любую режиссёрскую фантазию. После развала Союза в «Ильхоме» играли «Счастливых нищих», «Квартал Тортилья-флэт», «Белый-белый чёрный аист», «Подражания Корану» — театр позволял себе все, кроме скуки. Это звучало как семейная сага, в которую я опоздал на середину.
После 2007-го, когда Вайля убили, я всерьёз думал, что все закончится. Но начались новые главы: «Семь лун», «Дождь за стеной», «Три одиноких женщины», «Собачье сердце», «Гамлет». И в этом продолжении не было пиетета — была трудная работа.
«Дождь за стеной», 2014 г. Фото: театр «Ильхом» / Facebook.
Поствайлевский «Ильхом» оказался живуч, как будто сам театр — отдельный персонаж. Как остаётся немало своих зрителей, в том числе тех, кто в фойе и соцсетях любит повторять: «Ну, это уже не тот „Ильхом“…»
На самом деле, брюзжание — лучший комплимент театру, который пять десятков лет провоцирует, раздражает и отказывается становиться музейным экспонатом. «Ильхом» больше не тот? Ну, конечно. Потому что, если бы он оставался «тем самым», его бы давно закатали в бронзу. Но коллектив Вайля всегда был театром про движение, а не про вечный музей. Коллектив, переживший цензуру, перестройку, гибель основателя, пожар, угрозу выселения, продолжает репетировать и играть жизнь.
«Тартюф». Фото: театр «Ильхом» / Facebook.
Сегодня кресла удобнее, звук чище, а в буфете капучино вместо чая из термоса. Молодое поколение разговаривает со зрителем языком соцсетей («I love you, but…», «Ka mate. Ka ore»), не чурается классики («Тартюф», «Три сестры», «Играем Стриндберга»), экспериментирует с жанрами и формами («Подпольные девочки», «Сказка о двух камнях»).
Поэтому для меня 50-й сезон в «Ильхоме» — это не столько атмосфера юбилейной суеты, а то время, когда можно не только подводить итоги, но и активно работать. И, возможно, ровно через следующие пятьдесят лет новые критики будут утверждать, что вот в 2025-м был «настоящий» театр, а сейчас — уже нет. А пока можно просто сидеть в зале — и смотреть, как «Ильхом» репетирует свой праздник. И да, он уже не тот. И я тоже. Но в этом, как выяснилось, и есть главный смысл долгих отношений с этим театром.