
После обретения независимости очень многие казахстанские политики – не только отошедшие от дел, но и действующие – бросились писать мемуары. Безусловно, их воспоминания представляют интерес как свидетельства событий недавнего прошлого, но доверять им следует с большой осторожностью: авторы таких книг обычно преподносят себя в выгодном свете, выпячивая заслуги, в том числе придуманные, и замалчивая или по-своему интерпретируя факты, которые их не красят.
С властного Олимпа – в писатели
В советское время написание мемуаров политиками – в отличие, например, от военачальников – мягко говоря, не приветствовалась. Исключение было сделано разве что для Леонида Брежнева, к тому же произведения, изданные за его авторством («Малая земля», «Возрождение», «Целина»), не вполне вписывались в рамки этого жанра. Другие руководители партии и государства, покинувшие сей бренный мир до начала перестройки, таких книг после себя не оставили. Кроме Никиты Хрущева: отстраненный от власти и отправленный на пенсию, он надиктовывал свои воспоминания тайком от КГБ, который, в конце концов, изъял записи – но не смог помешать их публикации на Западе, А в СССР они впервые были изданы в 1989-м, во времена «разгула» гласности.
Поэтому те казахстанские политики, которые не дожили до начала 1990-х, о написании мемуаров, похоже, даже не задумывались. Между тем, любопытно было бы прочитать воспоминания, скажем, бывшего первого секретаря ЦК Компартии республики Жумабая Шаяхметова (в частности, о его работе в ОГПУ/НКВД, о периоде репрессий, о взаимоотношениях со Сталиным), многолетних руководителей правительства КазССР Нуртаса Ундасынова и Масымхана Бейсебаева, ну и, конечно, Жумабека Ташенева, вокруг имени которого сегодня ходит много всевозможных легенд и даже мифов. Особенно касающихся якобы его угрозы обратиться за защитой территориальной целостности республики в ООН.
Зачинателем же политической мемуаристики в современном Казахстане следует считать Нурсултана Назарбаева. Весной 1991-го, когда развал СССР еще не выглядел очевидным, он выпустил книгу «Без правых и левых», текст которой на три четверти содержит его рассказы о былом. В следующем 1992 году уже в независимом Казахстане увидели свет воспоминания Динмухамеда Кунаева и Асанбая Аскарова под названиями соответственно «О моем времени (От Сталина до Горбачева)» и «Судьба». Оба политических аксакала к тому времени пережили пятилетний период опалы, а второй и вовсе провел четыре года в заключении.
Затем такие книги посыпались как из рога изобилия. Бывший мэр главного в Казахстане города Заманбек Нуркадилов, в прошлом секретари ЦК Компартии республики Сагидулла Кубашев, Узбекали Жанибеков, Закаш Камалиденов, главы обкомов Василий Ливенцов, Кенес Аухадиев, Николай Морозов, Сеилбек Шаухаманов, Евгений Золотарев – далеко не полный перечень тех, кто поделился с читателями своими воспоминаниями. Обращают на себя внимание и мемуары Николая Родионова, Михаила Соломенцева, Валентина Месяца, которые в 1960-х – 1970-х годах занимали должность второго секретаря ЦК, то есть фактически наместника Москвы в Казахской ССР, а впоследствии с разной степенью подробности рассказали в том числе о периоде своего пребывания в Казахстане, дали оценку местным руководителям.
Соломенцев к тому же как посланец центра (на тот момент член Политбюро ЦК КПСС и председатель Комитета партийного контроля) в конце 1986-го приезжал в Алма-Ату во главе Комиссии по расследованию декабрьских событий, и его свидетельства, оценки, содержащиеся в написанной им книге («Зачистка в Политбюро», изд-во «Эксмо», 2011 г.), представляют определенный интерес. Правда, с поправкой на характерное для него излишнее самомнение и высокомерное, даже пренебрежительное отношение к представителям коренного этноса. Чего стоит одна только фраза из его книги: «сделать природного чабана хорошим специалистом в промышленности, а тем более инженером, руководителем, — задача трудновыполнимая».
Что было и чего не было…
В советские годы политические события освещались сугубо в официальном ключе, очень многое от народа утаивалось. Скажем, сообщения об отставках руководителей высокого ранга обычно сопровождались мало что говорящими формулировками вроде «по состоянию здоровья» или «в связи с переходом на другую работу». Реальные причины замалчивались. И тем более население ничего не знало о том, какие настроения царили в коридорах и кабинетах власти, какие там ходили разговоры, как принимались те или иные решения. Воспоминания же «бывших» приоткрывают завесу над этими тайнами.
В то же время необходимо учитывать, что многие авторы таких книг склонны преувеличивать собственные заслуги и принижать достоинства своих политических конкурентов (или оппонентов), а также тех, с кем они были «на ножах», подробно расписывать события, свидетельствующие в их пользу, и обходить вниманием факты, за которые им впору краснеть. Нередко они описывают те или иные случаи с изрядной долей домысла и даже вымысла.
Хрестоматийным образцом может служить отрывок из книги Нурсултана Назарбаева: «Когда собравшийся на площади народ устремился в город, я понял, что стою перед таким выбором: или я должен решиться на поступок, или спокойно вернуться в здание ЦК. Второе представилось мне непростительной изменой людям — они были правы! Я пошел с ними, в голове колонны» («Без правых и левых», изд-во «Молодая гвардия», Москва, стр. 180). Участники декабрьских событий 1986-го так и не смогли вспомнить ничего подобного.
Можно привести еще один фрагмент – он касается знаменитого съезда Компартии Казахстана, который состоялся в феврале 1986-го и на котором Назарбаев неожиданно для всех подверг критике, хотя и косвенной, Динмухамеда Кунаева, на тот момент главу республики. Приведя в книге текст своей речи, он дал понять , что именно ему удалось «встряхнуть делегатов», а затем добавил: «На том же XVI съезде критический и нелицеприятный тон моего доклада был продолжен в выступлениях секретаря ЦК Компартии Казахстана 3.Камалиденова, секретарей обкомов Е.Н.Ауельбекова и ныне покойного Ю.Н.Трофимова» («Без правых и левых», стр. 164-165).
В действительности Назарбаев вышел к трибуне на третий, заключительный, день съезда, когда настал его черед выступить от имени правительства с докладом о социально-экономическом развитии. А «почин» в конце еще первого дня положил Ауельбеков, причем критика, прозвучавшая из его уст, была более резкой и более адресной (в сторону Кунаева). Но на рубеже 1990-го и 1991-го, когда писалась книга, для Назарбаева, ставшего к тому времени уже главой Казахской ССР, было важно позиционировать себя – особенно перед московской аудиторией – как первопроходца в борьбе со старым, «косным» руководством республики и как инициатора перестроечных процессов в Казахстане.
Уголовное дело или политическое?
А вот для Асанбая Аскарова главным при написании мемуаров, скорее всего, было желание восстановить свою репутацию в глазах соотечественников. В апреле 1987-го его, на тот момент уже пенсионера, обвинили в получении крупных взяток в бытность первым секретарем Чимкентского обкома партии (он был снят с должности девятью месяцами ранее), после чего осудили на довольно длительный срок. Но в 1991-м его освободили, а спустя год он издал книгу воспоминаний, треть которой посвящена обстоятельствам уголовного преследования.
В ней Аскаров пытается убедить читателей в том, что это дело было политически мотивированным, что ему «шили» причастность к декабрьским событиям 1986-го и что именно это ему предъявил во время первого допроса Владимир Калиниченко, руководитель специальной следственной группы Генеральной прокуратуры СССР («Судьба», изд-во «Журналист», 1992 г., стр. 240). Сам же Калиниченко в своей книге отмечал, что Аскаров привлекался исключительно за коррупционные преступления, – о связи этого уголовного процесса с тем, что произошло в декабре 1986-го, в его воспоминаниях нет ни слова.
Если верить ему, на Аскарова следователи вышли, раскручивая дело Анатолия Караваева, министра автомобильного транспорта Казахской ССР, – оно было инициировано в середине 1986-го с благословения Кунаева. Во время очередного допроса Караваев признался, что получил японскую магнитолу «Sharp GF777» (стоила в «Березке» почти половину «Жигулей» – прим. авт.) в качестве взятки от начальника Чимкентского пассажирского автоуправления Дмитриева. Так в орбите внимания группы Калиниченко оказался южный Казахстан. Через Дмитриева она вышла на его предшественника Аргинбекова, который к тому моменту стал первым секретарем одного из райкомов партии, а через последнего и Бекжанова, руководителя другого района, – уже на Аскарова («Дело о 140 миллиардах, или 7060 дней из жизни следователя», изд-во «Центрполиграф», 2017 г., глава «Д.А.Кунаев. Закат политической карьеры»).
На то, что уголовное преследование «бывшего хозяина казахстанского Техаса» вряд ли было связано с Желтоксаном, указывает и время, когда им заинтересовались московские «важняки», – середина апреля 1987-го: к тому моменту работа по выявлению организаторов и активных участников декабрьских событий уже завершилась. Плюс стоит повторить, что само «дело Караваева», которое в итоге и привело следователей в южный Казахстан, было инициировано почти за полгода до выступления казахской молодежи на алма-атинской площади.
Кстати, тогда же, 18 апреля 1987-го, покончил жизнь самоубийством Рысбек Мырзашев, преемник Аскарова на посту первого секретаря Чимкентского обкома: ему не предъявили никаких обвинений, но он уже знал о ходе следствия, о начавшихся арестах и, видимо, полагал, что скоро придут и за ним. Этот факт тоже говорит в пользу того, что дело о масштабных взятках в регионе, скорее всего, носило чисто уголовный характер и не имело политического подтекста.
Мемуары казахстанских политиков: стоит ли верить бывшим лидерам ?
Другой вопрос, насколько убедительными были доказательства против Аскарова и насколько законными способами они добывались (в то, что следователи действовали исключительно корректно, в чем пытается убедить читателей Калиниченко, верится мало), – но это мы вряд ли когда-нибудь узнаем. Как и то, по своей ли воле Аскаров написал Горбачеву цитируемое тем же Калиниченко покаянное заявление с признанием в получении крупных взяток и попыткой «перевести стрелки» на Кунаева, да и было ли вообще такое заявление…
Сомнительные заслуги
В воспоминаниях Динмухамеда Кунаева тоже есть немало такого, что требует, как минимум, сверки с другими источниками. Например, касаясь обстоятельств передачи Узбекистану части территории южного Казахстана и собственной отставки в конце 1962-го, он писал одно, а сменивший его на должности первого секретаря ЦК Компартии республики Исмаил Юсупов, чьи воспоминания зафиксировал в своей книге о нем («С чистотой помыслов», издана в 1997-м) писатель Абдукерим Ганиев, утверждал иное. То же самое с историей о полуострове Мангышлак, который вроде бы мог быть передан в состав Туркменской ССР: каждый приписал заслуги в «отстаивании территории» себе.
Или взять состоявшийся в начале декабря 1986-го разговор Кунаева с Горбачевым о том, кто станет новым руководителем республики. Димаш Ахмедович описал его очень кратко: «В конце разговора спросил М. Горбачева о том, кто будет секретарем вместо меня. Он ответил: «Позвольте это решить нам самим». Тогда как бывший генсек преподнес всё иначе: «Естественно, возник разговор о возможном преемнике. Кунаев не назвал ни Камалиденова, ни Ауельбекова, ни тем более Назарбаева. «Михаил Сергеевич, — сказал он, — сейчас некого ставить, тем более из местных казахов. В этой сложной ситуации на посту первого секретаря должен быть русский». После чего Горбачев добавил: «Думаю, с его стороны это был продуманный шаг, рассчитанный прежде всего на то, чтобы не допустить избрания Назарбаева. Их отношения предельно обострились» («Жизнь и реформы», изд-во «Новости», 1995 г., книга 1, глава 16 «Национальная политика: трудный поиск»). Либо Кунаев в своих мемуарах недоговаривал, либо Горбачев привнес что-то от себя, дабы оправдаться за назначение Колбина.
Да и вообще, авторы такого рода книг склонны выгораживать себя. А еще они не прочь похвастать тем, сколько всего при них было построено, выращено, произведено, какой вклад они внесли в развитие экономики, культуры, в улучшение благосостояния народа и т.д. При этом им нередко изменяет чувство меры, и они не замечают, что за их вроде бы добрыми делами, которыми им хотелось бы гордиться, читатель может разглядеть что-то иное, далеко не столь благостное.
Лишь один пример. Олжас Сулейменов, который вправе считаться не только выдающимся поэтом, но и политиком, хотя и не преуспевшим (в первой половине 1990-х годов он активно участвовал в политической жизни Казахстана, возглавлял партию, его рассматривали как возможного кандидата на пост президента РК, однако он отказался), пару лет назад выпустил книгу своих воспоминаний. Рассказывая о первой встрече с Кунаевым в 1962-м, автор пишет, что она закончилась звонком главы республики управляющему делами ЦК и указанием выделить тогда 26-летнему поэту трехкомнатную квартиру в новом доме. И далее: «Потом за все годы знакомства я ни разу не попросил для себя ни квартиры, ни должности, ни ордена, ни лауреатства. А для других просил. Только квартир писателям достал около трехсот» («Так было…», изд-во Service Press, 2023 г., стр. 72-73).
Выходит, и Кунаев, и Сулейменов, используя свое положение и влияние, раздавали крайне дефицитные в то время (особенно в Алма-Ате) квартиры тем, кому хотели, в обход очереди на жилье? Если поэту, который в период с 1971-го по 1981-й был секретарем правления Союза писателей Казахстана, а спустя три года возглавил его, удалось «достать» для своих коллег около трехсот квартир, то соответственно их не получило такое же количество семей рядовых горожан – учителей, врачей, рабочих… Не нарушал ли он тем самым принцип социальной справедливости и даже действовавшие тогда законы? Насколько при распределении общественных благ этично делить граждан на «более достойных» и «менее достойных» (как бы «первосортных» и «второсортных»)? Стоит ли хвастать столь сомнительными заслугами?
… Чтение мемуаров – дело занимательное и даже полезное с точки зрения изучения недавнего прошлого. Но при условии сопоставления их текстов с тем, что написано о тех же событиях и персонажах в других источниках (назовем их альтернативными), а также включения логики и критического мышления…
